Джон эллиотсон – John elliotson — Wikipedia — ski-perm.ru — Тестирование беговых лыж

Содержание

Джон Эллиотсон. ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения

Джон Эллиотсон

В июне 1837 года, несмотря на незнание языка, Дюпоте прибыл в Англию продемонстрировать силу магнетизма. Он был высокомерным человеком, слабого телосложения и без большого пальца на правой руке, потомок благородного рода, утратившего свое богатство и положение, автор пособия по животному магнетизму, полного огненной прозы, практикующий оккультист и маг, убежденный, что он сам является «воплощением магнетизма», как он между делом заявляет в своей автобиографии. Одним из его самых первых новообращенных стал выдающийся доктор, старший врач университетского госпиталя в Лондоне, в организации которого он сам участвовал, и автор одного из классических учебников по медицине тех дней. Это был Джон Эллиотсон (John Elliotson, 1791–1868) — низкорослый человек, чуть выше пяти футов, с ярко выраженной внешностью интеллектуала. Несмотря на безупречную репутацию и достоинство, на него посматривали искоса многие коллеги, которым не нравились его президентство в Лондонском френологическом обществе, его защита акупунктуры и постоянное рвение экспериментировать и искать новые методы лечения. Например, он одним из первых в стране стал использовать стетоскоп. В частной жизни он оказался первым в своем кругу, надев брюки, сменив панталоны и черные шелковые чулки, — сей неотъемлемый признак врача наряду с эффектными бакенбардами. В его манерах усматривали эгоцентризм, однако будучи, несомненно, натурой цельной, он завоевал себе много влиятельных друзей и почитателей, включая Диккенса и Теккерея (он был прообразом доктора Гудинаф в «Приключениях Филиппа» Теккерея).

Демонстрации Дюпоте в университетском госпитале (с последующими представлениями в госпитале Мидлсекса по приглашению Герберта Майо) не были чем-то новым для Эллиотсона, он уже сталкивался с показами терапевтических возможностей месмеризма. Так, в мае 1829 года он видел Ричарда Шенви, парижского ученика аббата ди Фария, в Сент-Томасе (где Эллиотсон работал с 1817 года, пока не переехал в университетский госпиталь) и заинтересовался уже тогда. Однако в то время из этого ничего не вышло, потому что Шенви умер, да и атмосфера в Великобритании, как мы видели, была не такой, чтобы можно было профессионально заниматься магнетизерством. Но Дюпоте рассеял сомнения Эллиотсона, который вскоре сам начал практиковать магнетизм в госпитале. Молва о достигнутых им результатах быстро распространилась в медицинской среде и лондонском высшем свете, однако его практика вызвала враждебное недоверие и нападки. История последующих нескольких месяцев читается как мыльная опера о личной обиде.

Эллиотсон. Медицинские авторитеты

Отступая от темы, можно сказать, что главная причина драмы — характер самого Эллиотсона. Он был раздражительным человеком, быстро воспринимал или воображал обиды. Например, в год основания Френологического общества Лондона Эллиотсон вышел из него полный раздражения и основал свое Лондонское френологическое общество (в марте 1824 года). Знаменитый френолог Джордж Коумб, адвокат из Эдинбурга, написал ему в 1829 году: «Незначительные, сиюминутные обстоятельства, похоже, влияют на вас так, словно представляют угрозу для всего вашего существования». Разумеется, Коумб был прав, — однако это замечание положило конец его долголетней дружбе с Эллиотсоном. Возвращаясь к нашей теме, мы видим, что замечание Коумба как бы предрекло формирование отношений Эллиотсона с руководством Университетского госпиталя и с Томасом Уэйкли (Thomas Wakely), редактором недавно основанного, но уже влиятельного «Ланцета» — еще одним его другом, который во имя науки был вынужден отвернуться от него. А до этого разрыва Уэйкли издавал заметки Эллиотсона для Лондонского френологического общества, и сам Эллиотсон являлся регулярным поставщиком материала для журнала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

Эксперименты Дюпоте убедили Эллиотсона, что месмеризм — это естественный феномен с большим терапевтическим потенциалом, особенно в лечении болезней нервной системы и применении анестезии в хирургических процедурах. «Ланцет» откладывал обсуждение, но в сентябре 1837 года опубликовал обстоятельную лекцию Эллиотсона по данному предмету с подробными описаниями клинических случаев, когда месмеризм успешно применялся. Эллиотсон и Дюпоте обучили других, в том числе и Уильяма Вуда, который после отъезда Дюпоте стал главным магнетизером у Эллиотсона в госпитале, а также его главным сторонником в дебатах с авторитетами. К 1838 году, к всеобщему замешательству среди ведущих специалистов госпиталя, Эллиотсон стал уделять часть своего времени публичным демонстрациям. После этого они перестали верить в терапевтическое значение магнетизма и верили теперь только в одно: что открытие в госпитале публичного театра неприемлемо.

В своих экспериментах и демонстрациях Эллиотсон использовал двух больных, находящихся на благотворительном содержании в госпитале, — молодых сестер из Ирландии, Элизабет и Джейн О’Ки. Две девочки-подростки находились на излечении с диагнозами эпилепсия и «истерия», которые в данном случае означали, что они были подвержены припадкам, а характер Джейн, например, менялся в припадке с тихого на агрессивный. Они работали прислугой, и их доставили в госпиталь одну за другой в середине 1837 года, когда их врач прочел об экспериментах Дюпоте и сначала было сам с некоторым успехом испробовал на сестрах месмеризм. Он решил применить этот метод, исходя из наблюдения за природой припадков, — состояние напоминало такое, какое наблюдается при выходе из комы. Оригинальность замысла заключалась в том, что магнетический сон поможет девушкам переходить к нормальному сну, минуя опасную фазу приступа. Эллиотсону сразу бросилось в глаза сходство наблюдаемого состояния рассудка у девушек во время припадка с тем, что наступает у месмеризованных объектов; физически оно напоминало криз, о котором говорили Месмер и его последователи, младенческий лепет, которым заканчивался припадок, напомнил ему бормотание сомнамбул. В январе 1838 года Эллиотсон решил попробовать вызвать припадки искусственно и моментально добился успеха Обе сестры оказались на поверку хорошими объектами для демонстрации всех известных явлений месмеризма — вплоть до установления диагнозов, интровизии (самодиагностики) и ясновидения (которое Эллиотсон считал гиперестезией).

В качестве ответа на провокацию авторитетов госпиталя, которые уже начинали просить его свернуть месмерическую деятельность, Эллиотсон продемонстрировал 10 мая способности Элизабет О’Ки широкой публике. Кое-кто, например, Майкл Фарадей и Чарльз Диккенс, уже видели их раньше, во время его частных показов, но сейчас это было впервые, когда привлекалась широкая научная общественность, и скамьи анатомического театра, — а теперь театра в прямом смысле, — были переполнены. Элизабет О’Ки продемонстрировала все, что могла, и это имело величайший успех. «Ланцет» прокомментировал ее благоприятным отзывом, сообщив, что О’Ки, конечно, не могла притворяться, если только она не блестящая актриса. Последующие показы продолжались все лето, пока о них не начал судачить весь Лондон, а сестер О’Ки поздравляли, как самого Эллиотсона. Через несколько лет имя «О’Ки» стало нарицательным, обозначающим, в зависимости от склонности автора, либо шарлатана, либо ясновидящего.

Подобно Виктору маркиза де Пюисегюра, сестры О’Ки, будучи магнетизированными, проходили через смену индивидуальности. Как хорошие ирландские служанки, они отличались скромностью. Но в месмеризованном виде они начинали фамильярничать со всеми подряд, высмеивать аристократов из публики и потешаться над Эллиотсоном. Поскольку поборники месмеризма видели в нем предвестника медицины будущего (иногда и направление будущего развития человеческого разума с целью всеобъемлющего понимания природы вещей), такие способности, пробуждая дерзость у представителей низших слоев, расценивались как огромная угроза образованному классу, который устанавливал правила в медицине.

Нахальство же самого Эллиотсона, с которым он нападал на авторитетов госпиталя, было сравнимо лишь с наглостью alter ego сестер О’Ки во время припадка. Госпиталь пытался подорвать позицию Эллиотсона дискредитацией Элизабет О’Ки, бывшей его лучшим объектом. Эллиотсон, не подбирая слов, поносил своих критиков в самых резких выражениях. Он высмеивал их за глупость, когда они приказали полностью прекратить применение месмеризма в палатах госпиталя. На дебатах речь шла уже не правильности или ложности месмеризма, но о престижности госпиталя; защита Эллиотсоном порочной практики, как они полагали, принесет всему институту дурную славу. В пятницу 28 декабря 1838 года, несмотря на значительную поддержку со стороны коллег и некоторых студентов, Эллиотсон был отставлен со своих постов, как в Университете, так и Северном лондонском госпитале. Он заявил: «Больше, я никогда не переступлю порога ни одного из этих заведений». Он начал свою собственную практику месмеризма, — смелый ход со стороны человека, который некогда благодаря своим способностям сам поднялся из низшей прослойки среднего класса к высотам профессии.

Шарлатаны и обманщики

Враждебность персонала госпиталя по отношению к месмеризму поддержал и стимулировал бывший друг Эллиотсона, Уэйкли. «Ланцет» все время питал острый интерес к работе Эллиотсона в госпитале, и его отчеты были очень полными и основательными. Многие из них слишком длинны, чтобы перепечатывать здесь, но вот цитата из подборки его лекций:

Тяжелый случай периодического безумия, который не поддавался никакому другому лечению, закончился примечательным улучшением после сеанса магнетизма, а через две недели больной был в полном порядке. Ребенок, который мучался от параплегии[44] и недержания мочи в течение девяти месяцев, был полностью вылечен этим методом. В случае эпилепсии с припадками, повторяющимися каждый день в течение девяти месяцев, применение магнетизма остановило их за один раз, в течение месяца после этого припадки ни разу не повторялись, и пациент отправился здоровым домой. Случай бреда у молодой женщины, больной истерией; после двукратного магнетизирования пациентка стала спокойна и оставалась в хорошем состоянии. В случае пляски св. Витта, где никакие другие средства не помогали, магнетизм вызвал исцеление. В заключение он смог констатировать, что члены Физиологического комитета Королевского общества сочли предмет настолько важным, что прибыли засвидетельствовать его результаты и проверить их истинность.

И все же однажды летом в голове Уэйкли поднялись значительные сомнения, и он решил поставить у себя дома серию экспериментов, чтобы проверить искренность сестер О’Ки. Эксперименты проходили в августе. До этого Эллиотсону удавалось производить сильные воздействия на Элизабет О’Ки посредством «магнетизированной» никелевой монеты. Уэйкли спросил, не может ли он проделать то же самое, но припрятал монету в карман своему другу, мистеру Клэрку, и производил пассы над девушкой с куском свинца в руке, о котором Эллиотсон сказал, что никакого эффекта не будет. Ничего и не случилось, пока партнер Уэйкли, мистер Геринг, не сказал громким шепотом, так что девушка могла слышать: «Будь осторожен. Не води монетой так сильно». И в этот момент она показала все симптомы транса. После этого девушка покинула комнату, и Уэйкли поведал Эллиотсону об обмане. Эксперимент был повторен и дал те же самые результаты. Эллиотсон озадачился, но сохранял уверенность, что объяснение может быть найдено. На следующий день проводились другие эксперименты, и на Джейн О’Ки никак не могли повлиять ни стаканами с водой, ни другими предметами, независимо от того, были ли они магнетизированы целиком, или частично, или вообще не были. Оказалось, что можно парализовать ее руку немагнетизированными монетами, тогда как магнетизированные монеты не давали никакого эффекта. Эллиотсон находился в явном замешательстве и искал оправданий. Он клялся, что даже свинец может ввести в транс, так как пассы делались над тем же самым местом, где раньше применялся никель, и как бы оживляли эффект никеля.

У Эллиотсона был широкий выбор. Он мог, например, присоединиться к Уэйкли в отрицании магнетизма и извиниться за то, что так долго вводил всех в заблуждение, — но это было бы невероятно. Он мог бы с негодованием бросить сестер О’Ки, оставив за собой право защищать месмеризм в целом. И, наконец, он мог бы все так же упрямо продолжать настаивать на том, что сестры О’Ки искренни. Он выбрал последнее. Вместе с тем, чтобы понять, почему он поставил на месмеризм всю свою репутацию, чтобы объяснить такое упрямство, надо принять во внимание и то влияние, которое на него оказала книга его друга, Тауншенда. Согласно Тауншенду месмеризованный объект не способен лгать, он находится в сферах Платона, где правит Истина и нет места никакой Лжи. Кое-что объясняется и господствующим в некоторых классах британского общества предубеждением. Низшие классы, из которых происходили и сестры О’Ки, считались находящимися ближе к своей животной природе, слишком наивной и простой, чтобы быть последовательным в таком изощренном обмане. В длинной статье на первой полосе от 8 сентября Уэйкли провозгласил следующее:

Тщательные расследования и анализ всех экспериментов убедили нас в том, что это не настоящий феномен и что животный магнетизм суть заблуждение; таким образом, мы не потеряли возможность искоренить ошибку, которая по своей сущности, применению и последствиям является вредной. Как же ставится вопрос? Ведь существование сомнамбулизма, каталепсии, бреда принимается, безусловно, всеми; как и та элементарная истина, что одно человеческое существо может повлиять на другое, что весь организм может возбуждаться огромным количеством способов и приводится в произвольное и непроизвольное движение. Но все эти влияния действуют через чувства; они предоставлены законам расстояния etc.; при одних и тех же обстоятельствах они дают возникнуть явлениям, которые для разных индивидов отличаются по интенсивности. Месмеристы настаивают, что телом можно управлять независимо от интеллекта, независимо от чего-либо, что может возбудить воображение, и что в этом отношении тело развернуто как железо к магниту, на которое можно действовать как на любую другую бессознательную вещь; бросать в месмерический сон, каталепсию, приводить в движение, вызывать бред посредством невидимого взмаха руки, взгляда, властного пожатия или воды, в которую опускаются пальцы. Но мы никогда не говорили, что все эти вещи невозможны, мы никогда не отрицали возможности существования clairvoyance[45], allgemeine Klarheit[46], или пророческих способностей; но мы требовали свидетельств адекватных малой вероятности этих предполагаемых явлений. И до чего же мала эта вероятность!

Через неделю Уэйкли продолжает:

«Наука» месмеризма, как и «наука» предсказания судьбы, будет всегда процветать на той зыбкой почве, где есть умные девочки, философствующая богема, слабые женщины и слабые мужчины, но он никогда больше не осмелится морочить голову здравомыслящей медицинской профессуре и смотреть в лицо научной общественности после последнего разоблачения.

Затем он бросает тень сомнения на репутации Месмера и Дюпоте и воздает должное актерским способностям сестер О’Ки. Он выдвигает предположение, что они оперировали с тончайшей разницей температур металлов и воды, которые просто были нагреты руками, якобы, магнетизирующими их. Когда между Эллиотсоном и Элизабет ставили картон, она еще могла видеть тени, но если использовался более плотный экран, то уже не получала тех результатов. И потом он заключает: «О’Ки (в данном случае речь идет о Элизабет, которую Уэйкли считал лидером) действовала, вне всякого сомнения, из жалости к тем верующим, которые вздыхают по знамениям и чудесам, какие ей ничего не стоит вызвать малейшим усилием воли; она желала ублажить и удивить своих дорогих и хороших друзей».

Уэйкли, конечно, хватил через край. Вместо того чтобы сделать вывод, что сестры О’Ки были обманщицами, он заклеймил весь месмеризм в целом. Его атаки могли показаться Эллиотсону чересчур разрушительными. А бывший друг больше уже не оглядывался назад, но лишь продолжал строить козни на протяжении лет. 11 сентября 1841 года он, например перепечатал из «Таймс» отчет Эллиотсона о пророческой способности Элизабет О’Ки, которая предсказала смерть одного пациента в госпитале, с сожалением, что такая представительная газета «пятнает себя столь гнусной и отвратительной халтурой». 29 октября 1842 года Уэйкли сказал: «Месмеризм — это слишком большое надувательство, чтобы можно было говорить о нем серьезно. Мы рассматриваем его пособников как шарлатанов и обманщиков. Их следует с улюлюканьем прогонять из сообщества профессионалов». 22 июля 1848 года он назвал месмеризм «гнусным шарлатанством», и так далее. Но мы также должны отметить здесь и иронию судьбы: Уэйкли никогда не расстался с приверженностью к френологии.

Еще более предательским было возбуждение вопроса о целом спектре сексуальных злоупотреблений месмеризма в конце 1838 года, когда Уэйкли пересказал ходившую по Франции историю, как один месмерист совратил женщину, и не просто женщину, а дочь состоятельного банкира. Уэйкли, однако, больше не верил, что есть такое явление, как месмерический транс, и настаивал, что девушка стала жертвой обмана бесчестного совратителя. Теперь он характеризовал месмерические пассы как «попытку изнасилования», а людей, которые посещали госпитальные палаты, чтобы посмотреть на показы Эллиотсона, называл «похотливыми». Его громоподобное заключение гласит:

Согласно мнению его защитников, месмеризм действует наиболее интенсивно на женщин нервозных и впечатлительных. Допустит ли отец семейства даже тень месмериста на порог своего дома? Кто осмелится отдать свою жену, сестру, дочь или бедную сироту для контакта с магнетизером? Если одного произвола злонамеренной личности достаточно, чтобы положить жертву у своих ног, то не должны ли мы гнать таких претендентов хуже всякой проказы, как самых нечестивейших из нечистых? Ясно одно, что показанные Месмером силы рано или поздно разрушат и их самих. В желании превознести себя выше обычных смертных они притязают на ту власть, которая навсегда поместит их за черту цивилизованного общества.

Обвинение в сексуальной непристойности коснется Эллиотсона лично в анонимном памфлете 1842 года под названием «Свидетельство очевидца; полное разоблачение странных упражнений доктора Эллиотсона на его пациентках».

Ко времени своего увольнения в конце 1838 года Эллиот-сон, стало быть, испытывал нападения с двух сторон: со стороны медицинской бюрократии и со стороны некоторых представителей религиозной общественности, присоединившихся с обвинениями в колдовстве. Преследование Эллиотсона напоминает в чем-то охоту на ведьм, и, оглядываясь назад, мы хотим спросить: почему же месмеризм возбудил столько гнева? Очень легко подумать, будто медицинские начальники Эллиотсона знали, что месмеризм это, мол, ложное учение, и нападали на него, как истые ученые. Однако истина редко бывает столь проста.

Почему одни знания принимаются медицинской общественностью, а другие знания ею же отвергаются? Многие историки медицины предполагали, будто доказательства окончательно принимаются в случае, если они соответствуют научной истине, и не принимаются, если не соответствуют. Согласно этому взгляду, рациональный скептицизм и заблуждения оппозиции иногда превалируют в течение короткого периода после провозглашения открытия — классический пример тому, сопротивление открытию Гарвея циркуляции крови, — однако со временем истина возобладает. В противоположность героям науки, поставщики ложных познаний обычно изображаются как недобросовестные шарлатаны и одурманенные эксцентрики. Однако если взглянуть критически на то, почему определенные познания отвергались медиками девятнадцатого века, можно увидеть, что некие другие факторы, а не объективная истинность или ложность, определяли, какие знания медики примут, а какие отвергнут.

Эллиотсон никогда не утверждал, что месмеризм, дескать, панацея, однако рассматривал его как очень важный терапевтический инструмент при неврологических расстройствах и как анестезирующее средство. Он приводил примеры множества случаев с пациентами, страдающими от истерии, эпилепсии и т. д., которые все снова и снова неудачно лечились обыкновенными средствами, такими, как кровопускание и банки, а с другой стороны, за короткое время излечивались месмеризмом. Были замечательными и его анестетические свойства. Так почему ж тогда его не приветствовали, но встречали враждебно?

Во-первых, необходимо отметить, что враждебность не была всеобъемлющей. За длительными личными нападками «Ланцета» на Эллиотсона прежде всего стояла атака медицинской бюрократии, но и медицинская бюрократия разделилась. Соперник «Ланцета», «Медикал таймс», продолжал печатать статьи и письма о терапевтических благах месмеризма, но главным образом для того, чтобы позлить Уэйкли. Фактически же «Медикал таймс» находился в меньшинстве, и в своих нападках на Эллиотсона Уэйкли был не одинок. Знаменитый врач сэр Джон Форбс (John Forbes, 1787–1861), член Королевского общества и придворный медик, чья позиция по отношению к месмеризму была обычно вполне либеральной, начал свое нападение в апрельском выпуске «Бритиш энд Форендж Медикал Ревью», сказав, что медицину постиг «приступ легковерности». Месмеристы — либо шарлатаны или жертвы обмана недобросовестных людей, либо сами недобросовестные люди или чересчур принципиальные фанатики. Эллиотсона он относил к последней категории.

Месмеризм, вне всякого сомнения, представлял угрозу и вызов медикам. Это был критический период в истории медицины; в первый раз возникла перспектива создания профессиональной стандартизации и руководства, дабы гарантировать качество. Врачи имели, в общем, плохую репутацию, как пьяницы, бабники и похитители наследств; и чтобы исправить эти недостатки, поднялось реформаторское движение. Предлагалось ввести единственный контролирующий орган, который будет регистрировать всех практиков, заниматься стандартизацией медицинского образования и осуществлять санкции против не имеющих лицензий врачей. Иными словами, медицина как профессия была еще очень молодой и беззащитной и как таковая негодовала на то, что месмеризм чувствовал себя вне этого широкомасштабного реформаторского наступления. Обвинения в «шарлатанстве» раздавались направо и налево, под них попадали не только поношаемые месмеристы. В основе своей «шарлатаном» являлся всякий, кто утверждал, что может лечить что-нибудь без понимания, почему его лечение действует. Месмеризм представлял особенную угрозу именно потому, что он пришел со своей большой теорией, которая оспаривала прочие твердые познания медиков. Единственная реакция на это — отвергнуть месмеризм как обман. Странно, однако, но некоторые врачи добавляли, что любые успешные месмерические исцеления — это, мол, результат воображения пациентов: «Это показывает лишь, насколько привержены были ортодоксальные медики к чисто соматическому объяснению болезни, раз могли увидеть в месмеризме надувательство, будучи убежденными, что он, независимо от эффективности, работает через посредство воображения», — с легким ехидством замечает историк Терри Парссинен.

Месмеризм являлся вызовом также и потому, что практикующим его быстро удавалось поставить дело на рельсы, не имея многолетнего опыта и формального образования. Так, например, «Лондон медикал гезет» от 23 августа 1844 года, не стесняясь в выражениях, ругает месмеризм, «допускающий самых униженных и никчемных в общество честное и высокое, он позволяет всяким болванам идти рука об руку с людьми высочайшей научной репутации!» Частично проблема также и в том, что месмеризм пришел в Англию помазанный одним мирром с оккультистами и иностранцами; он казался чем-то подобным лечению верой и другим магическим техникам, от которых викторианские доктора старались дистанцироваться. Ряды общества высокого и честного никогда не должны были быть запятнаны такими целителями.

И, наконец, не надо также забывать и мотив выгоды. Очень многих богатых пациентов привлекал месмеризм (как и другие «ереси» типа гомеопатии и гидропатии). Ортодоксальные доктора теряли, таким образом, доходы и контратаковали, называя месмеристов беспринципными и меркантильными.

Эллиотсон после 1838 года

Глядя на случившееся однажды в месмеровском Париже, Британия 1840-х годов увидела, что месмеризм невозможно сдержать. Он, конечно, не был искоренен, как того хотели бы Уэйкли и другие, когда репрессировали Эллиотсона. Также и Лондону, как столичному городу, было не так-то легко диктовать провинции, что люди должны и чего не должны знать. Месмеризм распространялся по стране странствующими лекторами и актерами. Когда не оглядываешься на авторитеты легче учить и легче понимать; то был маленький бунт, люди посвящались в новое учение, и немалое их количество предприняли даже следующий шаг — вернулись, чтобы взять штурмом столицу. Эллиотсон набрался смелости, снова ввязался в драку и основал «Zoist», «Журнал церебральной физиологии и месмеризма и их применения во благо человека». Он издавался с 1843 по 1856 год и представлял одну из самых продолжительных попыток, какие когда-либо предпринимали энтузиасты, издавая журналы. «Zoist» становится основным поставщиком информации и фактических данных.

Журнал имел ясную и решительную цель, которая также давала Эллиотсону возможность продолжить свои нападки на прошлых и настоящих критиков. В первом выпуске Эллиотсон смотрит вперед в те времена, когда ценность месмеризма будет повсеместно признаваться, и провозглашает:

Наука месмеризма — это новая физиологическая истина непреходящего значения и важности; и хотя сегодняшние псевдофилософы глумятся над ней, с достаточной определенностью можно сказать, что она представляет единственный путь. Только в этом направлении мы можем различить луч надежды на то, что наиболее загадочные феномены нервной системы — самой жизни — когда-либо откроются человеку. Уже сейчас его можно рассматривать как наиболее сильное средство лечения болезней; уже сейчас скальпель хирурга способен раздвигать и членить ткани, оставаясь неощущаемым пациентом. Если такие плоды приносит уже младенец, то что предстоит ждать от зрелого детища?

Обыкновенно журнал публиковал длинные письма от корреспондентов, которые подробно описывали свои успехи применения месмеризма на пациентах, страдающих такими болезнями, как безумие, меланхолия, эпилепсия или гидрофобия[47], после того как все другие средства, такие, как кровопускание, банки или лекарства типа каломели, опиума, мускуса, и прочие были интенсивно использованы, но не принесли никакого облегчения. Приведем один из наиболее коротких и наименее драматичных отчетов самого Эллиотсона:

16 июля 1838 года тесть привез ко мне из Уэльса молодого джентльмена 16 лет от роду на предмет эпилепсии, которой страдал двенадцатый месяц; случай оказался не из легких. Его припадки возобновлялись один-два раза в неделю или раз в две недели, с внезапной силой и мощными конвульсиями, с пеной у рта и ужасными корчами, кровоподтеками на лице и глазах, признаками удушья, прикусывания языка и ступором по длине тела. Одну половину тела, главным образом левую, конвульсии не затрагивали, но она полностью затвердевала во время судорог. Первоначально приступы случались три-четыре раза в день. Это не характерно для эпилептических припадков, когда они в начале болезни повторяются чаще, чем когда недуг становится хроническим. Первый припадок случился через полчаса после того, как в зале суда на его голову упало копье. С тех пор он ни разу не мог посетить храм или другое заведение, где есть люди, без припадка. Даже разрывание какой-нибудь тряпки или любой другой неожиданный звук мог стать причиной нового приступа. Ни он сам, ни его друзья, живущие далеко в Уэльсе, ничего не знали о месмеризме. Вместо того чтобы давать предписания, я начал делать, ничего не говоря, медленные продольные пассы перед его лицом. Он не испытывал приступа в течение двух недель, что являлось обычным перерывом для того периода, когда его привезли. Минуту или две он странно смотрел, и тут случился припадок. Я месмеризовал его, и через пять минут он успокоился, оставаясь бесчувственным еще несколько минут. После припадка у него не было головной боли, но только головокружение и размытость зрения. Я приложил руки к его затылку и лбу, и голова начала болеть. Тогда я месмеризовал его снова на пять минут, боль прекратилась, и он сказал, что его головокружение и размытость зрения стали гораздо меньше, чем обычно после припадка. Я предложил, что надо попробовать лечение месмеризмом, и только месмеризмом, констатировав, что от лекарств не будет, вероятно, никакой пользы… Пациент и его тесть единодушно согласились и я направил их к мистеру Саймсу на Хилл Стрит, который, зная истинную силу месмеризма, применяет его при заболеваниях, как любое другое средство. С того самого дня, как я месмеризовал его, у него никогда не было больше припадков. Последнее заключаю из письма, которое я получил от него почти через двенадцать месяцев…

И перед тем, как перейти к подробному анализу эффектов, произведенных на мальчика лечением Саймса, Эллиотсон сообщает, что теперь, пять лет спустя после лечения, он абсолютно здоров.

Некоторые из сообщаемых исцелений совершенно замечательны. В выпуске журнала за 1848 год Эллиотсон говорит о лечении рака груди. Пациентку представили с большой опухолью, пять-шесть дюймов, в правой груди. Она очень доверяла месмеризму, поэтому Эллиотсон его предложил. Он имел в виду, что применит его как общую анестезию во время операции, однако она дала ему понять, что он должен лечить сам рак. Он не стал ее разуверять. Хотя пациентка и стала лучше спать от применения месмеризма, опухоль продолжала расти. Через шесть месяцев, несмотря на предложения со стороны многих докторов сделать операцию, женщина продолжала верить в месмеризм, особенно если его проводил сам Эллиотсон. Словом, по мере того как проходили месяцы и годы, — наблюдалось постепенное уменьшение опухоли и сопутствующих ей заболеваний, от которых эта женщина страдала, пока рак не исчез полностью.

Ни медицинская бюрократия, ни сам Эллиотсон не имели достаточно времени для осуществления психологического подхода. Значение постгипнотического внушения, например, не получило никакой оценки вплоть до конца столетия. Справочник Джорджа Барта отводит «месмерическому обещанию» лишь один маленький параграф. Эллиотсон верил в то, что месмеризм это физическое явление, что они имеют дело с ранее нераспознанной силой, которая так же естественна, как электричество и магнетизм; однако его квазинаучные аргументы раскололи ряды месмеристов — некоторые из них отрицали такой редукционизм в пользу мистицизма. Но Эллиотсону и его коллегам-физикам их теории казались сопоставимыми с результатами месмеризации животных. Действительно, в этом случае ведь не привлекается никакое воображение. Согласившись, что определенное невидимое нематериальное нечто передается от оператора к объекту, они не находили ничего удивительного в том, что могут месмеризовать неодушевленные предметы, такие, как стаканы с водой или стулья (которые потом будут оказывать благие воздействия на сидящих на них пациентов). Из-за своих физикалистских воззрений Эллиотсон провел большую часть оставшейся ему жизни, доказывая истинность месмеризма и воюя не только с узким скептицизмом медицинского истеблишмента, но и с сенсационным спиритизмом прочих месмеристов. Так называемые высшие феномены гипнотизма являлись проблемой для физических теорий; и это, без сомнения, одна из причин, почему Эллиотсон оставался сдержанным по отношению к таким феноменам. Наверно, флюидист смог бы еще как-то объяснить феномены, связанные с эмпатией между оператором и объектом, а с некоторыми натяжками и ясновидение в пределах комнаты, но с ясновидением на дальних расстояниях уже возникали трудности. Так, например, в пятом издании своей книги «Человеческая физиология» (1840) Эллиотсон поносит Месмера за то, что тот «слишком жаден до всего чудесного», и хотя раньше он и верил в пророчества О’Ки, которая предсказывала жизнь и смерть пациентов, теперь он пытается дистанцироваться от всего паранормального (правда, он еще уделит немного места этим «высшим» феноменам в «Zoist»). В то же время Эллиотсон настаивает:

Я без всякого промедления заявляю, что факты месмеризма, которые я допускаю, ибо они не противоречат установленным патологическим феноменам, есть результат некоторой особой силы. Правда, часто они не реальны, а симулируются, а когда реальны, часто вызваны одними эмоциями — воображением, как принято говорить, но в том, что они могут быть реальными и независимыми ни от какого воображения, я уже достаточно убедился.

Затем он перечисляет такие феномены, намеренно опуская наиболее чудесные из эффектов, однако упоминает те, когда пациенты могут точно диагностировать свое собственное заболевание. Но могут ли они делать то же самое для других, здесь он уже сомневается.

В результате обрушившихся на него гонений с 1843 года Эллиотсон выступал больше как воин. В этом году он не только стал издавать свой «Zoist», но и опубликовал книгу с явно воинствующим заголовком «Многочисленные случаи хирургических операций без боли в месмерическом состоянии; с замечаниями по поводу возражений многих членов Королевского медицинского и хирургического общества и других в принятии неоценимого блага месмеризма». Говоря о радикализме месмеристов, заметим, что Эллиотсон посвятил свою книгу «тем, кто ставит истину выше невежества или простого любопытства, кто испытывает больше удовлетворения в борьбе за благо знания, добродетель и счастье ближнего, чем в борьбе за так называемые собственные интересы».

Эта книга (или брошюра, поскольку она невелика) действительно будоражит ум. Первая глава подробно описывает ампутацию ноги выше колена; месмеристом был не Эллиотсон, а адвокат по имени У. Топхэм, хирургом же — мистер Вард. Пациент Джеймс Уомбелл немного стонал, но оставался неподвижным и спящим, даже когда хирург резал седалищный нерв. После операции он сказал, что не чувствовал боли, но однажды услышал «скрежет» пилы о бедренную кость. Он не только хорошо перенес операцию, но еще и жил потом тридцать лет.

Во втором разделе главы сообщается о реакции Королевского медицинского и хирургического общества (главный орган медицинского образования в то время) на отчет об этой операции. Первый спикер заявил, что пациент, вне всякого сомнения, натренировался терпеть боль. Другие напомнили публике, что часто пациенты переносят операцию без анестезии и не проявляют никакой реакции на боль. Однако не без ощущения боли, напоминает нам Эллиотсон. И так далее и тому подобное. Эллиотсон саркастически озаглавил этот раздел «Определение Королевского медицинского и хирургического общества в Лондоне того, что данный факт не был фактом». Ученые один за другим поднимались со своих мест и, поддерживая друг друга, провозглашали пациента обманщиком. А на следующей встрече они предложили стереть запись об их участии в совещании в протоколе, — это уже больше напоминает историю, как Троцкого ретушировали во всех советских фотографиях после его падения и расстрела. С глаз долой, из сердца вон!

Эллиотсон соглашается со своими критиками, что все феномены месмеризма могут случаться естественным образом и при других обстоятельствах, однако, по его мнению, это не умаляет значения месмеризма как искусственного средства введения в сомнамбулическое состояние («спящее бодрствование»). Вторая и последняя глава описывает другие случаи анестезии при хирургических операциях (в том числе стоматологических) по всей Англии и заканчивается известным случаем с мадам Плантэн из Парижа, который мы видели в 4-й главе.

Пик карьеры Эллиотсона приходится на 1846 год, когда подошла его очередь произнести Гарвейскую речь перед медиками Королевского колледжа. Разразилась шумная кампания с письмами в медицинские журналы, сожалеющими по этому поводу, однако ничего нельзя было поделать. Протокол колледжа позволял предоставить трибуну самому младшему члену, который до этого не имел привилегии выступать с речами. Итак, они предоставили ему эту возможность, но приняли некоторые меры предосторожности, позаботившись о присутствии полиции на случай беспорядков — надо понимать, на случай чрезмерного удивления августейшего академического окружения. Эллиотсон ухватился за возможность и подготовил блестящую речь. Какой шикарный повод для демонстрации свободомыслия! Показать, как самого Гарвея сначала высмеяли и презрели за идею, что кровь циркулирует по телу, как подвергались освистыванию вакцинации и прививки etc.! «Давайте же помнить обо всем этом: никогда не позволяйте власти, тщеславию, привычкам или страху выглядеть посмешищем сделать нас безразличными и, тем паче, враждебными истине». Его заключение звучало особенно напыщенно:

Никогда ранее как сегодня не была так насущна необходимость признать все это. Совокупность представленных нам фактов не только замечательна в смысле физиологии и патологии, но также является предметом величайшей важности для предупреждения страдания человека от руки хирурга и при лечении болезней. Главные феномены бесспорны; авторы разных времен сообщали о них; и все мы, кто-то изредка, а кто-то каждый день, были их свидетелями. Что же необходимо было выяснить, так это могут ли они производиться искусственно, под нашим контролем, а выяснить это можно только экспериментальным путем. Высочайший императив нашей профессии — тщательно и беспристрастно прояснять эти феномены экспериментально, причем, самостоятельно каждому врачу. Я проделывал это в течение десяти лет и без страха заявляю, что предупреждение боли при хирургических операциях, приостановка прогрессирования болезни, обеспечение хорошего самочувствия больных и излечение многих заболеваний, когда другие традиционные методы лечения не помогают, — все эти феномены истинны. И таким образом, во имя любви к истине, от имени нашей благородной профессии, от имени и во благо всего человечества, я призываю вас исследовать этот важный предмет.

Позже в 1840-х годах Эллиотсон был одной из движущих сил за создание в Лондоне месмерической лечебницы, однако обстоятельства уже превратили его в реликтовый пережиток эпохи. Брейд, к изучению его работ мы скоро подойдем, решительно отстранил гипнотизм от физикалистских теорий, которым предавался Эллиотсон, и тем самым отслужил заупокойный молебен животному магнетизму. Хирургическая анестезия, этот изумруд в короне месмеризма, стала излишней вследствие введения химической анестезии. Более того, по Британии в 1850-х годах, как и в Соединенных Штатах, прокатилась спиритическая горячка, и месмеризм в этой суете был подзабыт. Длинная кампания Эллиотсона окончательно вымотала его: в 1860-х годах он часто страдал от депрессии и даже подумывал о самоубийстве. Диккенс и другие друзья сохранили преданность ему до конца.

psy.wikireading.ru

Эллиотсон Джон | Elliotson, John (1791-1868) это что такое Эллиотсон Джон

Эллиотсон Джон | Elliotson, John (1791-1868) это что такое Эллиотсон Джон | Elliotson, John (1791-1868): определение — Психология.НЭС

Психология.НЭС
- Право.НЭС
- Философия.НЭС
- Социология.НЭС
- Экономика.НЭС
- Педагогика.НЭС
- Политика.НЭС
- История.НЭС

О проекте | Правила | Контакты Национальная психологическая энциклопедия ^β

Словари
Термины
Персоны

vocabulary.ru

Джон Эллиот — фильмы — КиноПоиск

Медиа

Показать еще 2

Афиша

Показать еще 2

Фильмы

Показать еще 11

www.kinopoisk.ru

Элиот, Джон (политик) — Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Элиот, Джон.

Джон Элиот (англ. Sir John Eliot (11 апреля 1592(1592-04-11)^[1]^[2]^[3], Порт-Элиот^[d], Юго-Западная Англия — 27 ноября 1632(1632-11-27)^[4]^[2], Тауэр) — английский государственный деятель, сын Ричарда Элиота, представителя старинного рода из Девоншира, обосновавшегося в Корнуолле.

Джон Элиот родился в резиденции своего отца в Порт-Элиот в Корнуолле. 4 декабря 1607 года поступил в Эксетерский колледж, Оксфорда, и оставил университет после трёх лет нахождения там, после чего изучал право в одном из судебных инн. Он также провёл несколько месяцев в путешествиях по Франции, Испании и Италии, часть их проделав с молодым Джорджем Вильерсом, впоследствии герцогом Бэкингемом. Ему было всего двадцать два года, когда он начал свою парламентскую карьеру в качестве депутата от гнилого местечка «St Germans» во «всеобщем парламенте» в 1614 году. В 1618 году он был посвящён в рыцари, а в следующем году благодаря патронажу герцога Бэкингемского получил назначение на пост вице-адмирала графства Девон с широкими полномочиями для защиты и контроля над торговлей на этой территории. Это случилось незадолго до того, как большая энергия, с которой он выполнял обязанности на своей должности, привела к большим трудностям для него. После многих попыток в 1623 году ему удалось хитрым, но опасным манёвром привлечь на свою сторону знаменитого пирата Джона Натта, который в течение многих лет терроризировал южное побережье, что нанесло огромный ущерб английской торговле. Пират, имея влиятельного покровителя при дворе в лице сэра Джорджа Калверта, государственного министра, был помилован, в то время как вице-адмирал из-за необоснованных расходов был арестован, направлен в тюрьму Маршалси и удерживался там почти четыре месяца.

Через несколько недель после своего освобождения Элиот был избран членом парламента от Ньюпорта (февраль 1624 года). 27 февраля он произнёс свою первую речь, в которой сразу проявил себя как талантливый оратор, смело требуя, чтобы свободы и привилегии парламента, отменённые Яковом I в период предыдущего парламента, были возвращены и закреплены. В первом парламенте при Карле I в 1625 году он призвал к исполнению законов против католиков. Между тем он продолжал оставаться другом и сторонником герцога Бэкингемского и активно одобрял войну с Испанией. Некомпетентность Бэкингема, однако, и недобросовестность, с которой он и король продолжали подавлять парламент, в итоге полностью оттолкнули Элиота от правительства. Недоверие к его бывшему другу быстро превратилось в восприимчивом уме Элиота к уверенности в его преступных устремлениях и измене своей стране. Вернувшись в парламент в 1626 году в качестве депутата от «St Germans», он оказался, в отсутствие других вождей оппозиции, поддержку которых король обеспечил себе назначением их шерифами, лидером палаты. Он сразу потребовал провести расследование недавнего бедствия в Кадисе. 27 марта он выступил с открытой и дерзкой нападкой на герцога Бэкингемского и его администрацию, названную им злой. Он не был запуган угрозой вмешательства короля 29 марта и убедил палату отложить фактическое предоставление субсидий и направить ремонстрацию королю, заявив о её праве рассматривать поведение министров. 8 мая он стал одним из руководителей, которые внесли предложение об импичменте Бэкингема в Палату лордов, а 10 мая он выступил с обвинениями против него, сравнив его во время своей речи с Луцием Элием Сеяном. На следующий день Элиот был отправлен в Тауэр. Когда Палата общин приняла решение приостановить деятельность, до тех пор пока Элиот и сэр Дадли Диггес (который был заключён в тюрьму вместе с ним) остаются в заключении, они были освобождены, и парламент был распущен 15 июня. Элиот был немедленно отстранён от должности вице-адмирала Девон, а в 1627 году он был снова заключён в тюрьму за отказ платить принудительный налог, но освобождён незадолго до созыва парламента 1628 года, в который он был вошёл в качестве депутата от Корнуолла. Он присоединился в организованному тогда сопротивлению произволу в налогообложении, активно занимался продвижением Петиции о праве, продолжил своё откровенное осуждение Бэкингема и после убийства последнего в августе предпринял нападку во время сессии парламента 1629 года на ритуалистов и арминиан.

В феврале в обсуждениях на повестке дня оказался важный вопрос о праве короля взимать пошлины с веса товаров, и после приказа короля парламенту отсрочить это обсуждение, спикер, сэр Джон Финч, оставил своё кресло Холлесу, в то время как резолюции Элиота против незаконного налогообложения и нововведений в религии были зачитаны в Палате. В результате Элиот с восемью другими депутатами был арестован 4 марта и заключён в Тауэр. Он отказался давать ответы во время своего допроса, опираясь на свои привилегии депутата парламента, и 29 октября был переведён в Маршалси. 26 января он появился на суде королевской скамьи, вместе с Холлесом и Валентайном, чтобы ответить на обвинение в заговоре с целью противостоять приказам короля, и отказался признать юрисдикцию этого суда, за что был оштрафован на 2000 фунтов и приговорён к заключению в тюрьму по прихоти короля и до тех пор, пока он не выкажет ему своё повиновение. От этого он решительно отказался. В то время как некоторым из заключённых, по всей видимости, были предоставлены определённые свободы, условия заключения Элиота в Тауэре были сделаны исключительно тяжёлыми. Гнев Карла был направлен главным образом именно против него, не только как против его непосредственного политического противника, но и как обвинителя и злейшего врага герцога Бэкингемского.

Элиот находился в тюрьме в течение некоторого времени, в период которого написал несколько работ: «Negotium posterorum», отчёт о деятельности парламента в 1625 году; «The Monarchie of Man», политический трактат; «De jure majestatis, a Political Treatise of Government»; «An Apology for Socrates», сочинение в свою защиту. Весной 1632 года его душевное здоровье окончательно расстроилось. В октябре он подал прошение Карлу с разрешением переехать в деревню, но разрешение покинуть тюрьму можно было получить только ценой выказывания повиновения, от чего он в итоге отказался. Элиот умер 27 ноября 1632 года. Когда его сын попросил разрешения для перемещения тела отца в Порт-Элиот, Карл, чья обида на покойного ещё сохранялась, дал отказ с коротким комментарием: «Пусть сэра Джона Элиота похоронят в церкви того прихода, где он умер».

Элиот был женат на Радагунд, дочери Ричарда Геди из Требурсё в Корнуолле, от которой у него было пять сыновей и четыре дочери.

ru.wikipedia.org

Эллиотсон Джон | Elliotson, John (1791-1868) это кто такой Эллиотсон Джон

Психология.НЭС
- Право.НЭС
- Философия.НЭС
- Социология.НЭС
- Экономика.НЭС
- Педагогика.НЭС
- Политика.НЭС
- История.НЭС

О проекте | Правила | Контакты Национальная психологическая энциклопедия ^β

Словари

vocabulary.ru

Джон Элиот (миссионер) • ru.knowledgr.com

Джон Элиот (c. 1604 – 21 мая 1690), был пуританский миссионер индейцам, которых некоторые назвали “апостолом к индийцам. ”\

Английское образование и министерство Массачусетса

Джон Элиот родился в Видфорде, Хартфордшир, Англия и жил в Nazeing как мальчик.

Он учился в Джизус-Колледже, Кембридже. После колледжа он стал помощником Томаса Хукера в частной школе в Небольшом Baddow, Эссексе. После того, как Хукер был вынужден сбежать в Голландию, Элиот эмигрировал в Бостон, Массачусетс, устроив проход как священник на судне Лион и прибыв 3 ноября 1631. Элиот стал министром и «обучающим старшим» в Первой церкви в Роксбери.

С 1637 до 1638 Элиот участвовал и в гражданских испытаниях и в церковных испытаниях Энн Хатчинсон во время Противоречия Аморалиста. Элиот отнесся неодобрительно к взглядам и действиям Хатчинсон, и был одним из этих двух министров, представляющих Роксбери на слушаниях, которые привели к ее отлучению от Церкви и изгнанию. В 1645 Элиот основал латинскую Школу Роксбери. Он и коллеги — министры Томас Велд (также Роксбери) и Ричард Мазер Дорчестера, приписаны редактирование Книги Псалма залива, первой книги, изданной в британских североамериканских колониях (1640). С 1649 до 1674 Сэмюэль Дэнфорт помог Элиоту в своем министерстве Роксбери.

Роксбери и Дорчестер, Массачусетс

Есть много связей между городами Роксбери и Дорчестера и Джоном Элиотом. После работы в течение короткого времени как пастор в Бостоне как временная замена для г-на Джона Уилсона в первом церковном обществе Бостона Джон Элиот поселился в Роксбери с другими пуританами из Эссекса, Англия. Он был учителем их церкви в течение шестидесяти лет и был их единственным пастором в течение сорока лет. В течение первых сорока лет в Роксбери Элиот проповедовал в 20′ 30 ‘молитвенными домами ноги с соломенной крышей и намазал стены, которые стояли на Холме Молитвенного дома. Элиот основал Среднюю школу Роксбери, и он упорно работал, чтобы сохранять ее процветающей и релевантной. Элиот также проповедовал время от времени в Дорчестерской церкви, ему дал землю Дорчестер для использования в его миссионерских усилиях. И в 1649 он дал половину пожертвования, которое он получил от человека в Лондоне учителю Дорчестера.

Использование языка алгонкина

Главный барьер для проповедования местным жителям был языком. Язык жестов и пиджин-инглиш использовались для торговли, но не могли использоваться, чтобы передать проповедь. Джон Элиот начал изучать алгонкина (или Алгонкинский язык), который был языком местных индийцев. Чтобы помочь ему с этой задачей, Элиот полагался на молодого индийца по рождению по имени «Cockenoe». Cockenoe был захвачен во время войны Pequot 1637 и стал слугой англичанина по имени Ричард Колликотт Джон Элиот, сказал, «он был первым, который я использовал, чтобы преподавать мне слова и быть моим переводчиком».

Cockenoe не мог написать, но он мог говорить алгонкина и англичан. С его помощью Элиот смог перевести эти Десять Заповедей, Отче наш и другие священные писания и молитвы.

В первый раз, когда Элиот попытался проповедовать индийцам в 1646 на Дорчестерских Заводах, он подвел и сказал, что они, «не дал никакое внимание к нему, но были утомленными и презирались, что я сказал». Второй раз, когда он проповедовал индийцам, был в вигваме Waban около Уотертаунского Завода, который позже назвали Нонантамом, теперь Ньютон, Массачусетс. Джон Элиот не был первым пуританским миссионером, который попытается преобразовать индийцев в христианство, но он был первым, чтобы произвести напечатанные публикации для местных жителей на их собственном языке. Это было важно, потому что урегулированиям «молящихся индийцев» можно было предоставить других проповедников и учителей, чтобы продолжить работу, которую начал Джон Элиот. Переводя проповеди на язык алгонкина, Джон Элиот принес индийцам понимание христианства, но также и понимание письменного языка. Они не имели эквивалентного письменного собственного «алфавита» и положились, главным образом, на разговорный язык и иллюстрированный язык.

Миссионерская карьера

Важная часть министерства Элиота сосредоточилась на преобразовании индийцев Massachusett. Соответственно, Элиот перевел Библию на язык Massachusett и издал его в 1663 как Mamusse Wunneetupanatamwe-Biblum Бог. В 1666 он издал «индийскую Начатую Грамматику», снова относительно языка Massachusett. Как миссионер, Элиот стремился объединить коренных американцев в запланированных городах, таким образом поощряя их воссоздать христианское общество. Однажды, было 14 городов так называемых «индийцев Просьбы», лучший зарегистрированный, являющийся в Натике, Массачусетс. Другие молящиеся индийские города включали: Литтлтон (Nashoba), Лоуэлл (Wamesit, первоначально включенный как часть Челмсфорда), Графтон (Hassanamessit), Марлборо (Okommakamesit), часть Hopkinton, который находится теперь в городе Ашленде (Makunkokoag), Кантон (Punkapoag) и Мендон-Аксбридж (Wacentug). В 1662 Элиот засвидетельствовал подписание дела для Мендона с индийцами Nipmuck для «Плантации Squinshepauk». Лучшие намерения Элиота могут быть замечены в его участии в судебном деле, город Дедхэм v. Индийцы Натика, который коснулся пограничного конфликта. Помимо ответа на жалобу Дедхэма детально, Элиот заявил, что цель колонии состояла в том, чтобы принести пользу коренным жителям. Индийские города просьбы были также установлены другими миссионерами, включая пресвитерианского Сэмсона Оккома, самого могиканского происхождения. Все молящиеся индийские города перенесли разрушение во время войны короля Филипа (1675), и по большей части потеряли их особый статус как индийские самоуправляющиеся общины в течение 18-х и 19-х веков, в некоторых случаях будучи заплаченным, чтобы переместить в Висконсин и другие области дальнейший Запад.

Элиот также написал христианское Содружество: или, Гражданская политика Возрастающего Королевства Иисуса Христа, считал первую книгу по политике написанной американцем, а также первой книгой, которая будет запрещена североамериканской правительственной единицей. Написанный в конце 1640-х и изданный в Англии в 1659, это предложило новую модель гражданского правительства, основанного на системе Элиот, назначенный среди переделанных индийцев, который базировался в свою очередь на правительстве Моисей, назначенный среди израильтян дикой местностью (Исход 18). Элиот утверждал, что «Христос — единственный правильный Наследник Короны Англии» и призвал к избранной теократии в Англии и во всем мире. Вступление на престол Карла II Англии сделало книгу затруднением для колонии Массачусетса. В 1661 законодательное собрание вынудило Элиота выпустить общественное сокращение и извинение, запретило книгу и заказало все разрушенные копии.

Семья

Джон Элиот женился на Ханне Мамфорд. У них было шесть детей, пять сыновей и одна дочь. Их дочь Ханна Элиот вышла замуж за Перчаточника Habbakuk. Их сын, Джон Элиот младший, был первым пастором Первой церкви Христа в Ньютоне, Другой сын, Джозеф Элиот, стал пастором в Гилфорде, Коннектикут, и позже породил Джареда Элиота, отмеченного сельскохозяйственного писателя и пастора.

Смерть и наследство

Преподобный Элиот умер в 1690, в возрасте 85, его последние слова, являющиеся «желанной радостью!» Его потомки стали одним отделением Бостонской семьи Брамина. Натик помнит Джона Элиота с памятником по причине Бекона Свободная Библиотека. Начальная школа Элиота в Нидхэме, Массачусетс, основанный в 1956, названа по имени его. Литургический календарь Епископальной церкви (США) помнит Элиота с праздником 21 мая. Пуританский «remembrancer» Коттон Мазер звонил, миссионер Джона Элиота мчатся воплощение идеалов Пуританизма Новой Англии. Уильям Кери рассмотрел Элиота рядом с Апостолом Полом и Дэвидом Брэйнердом (1718–47) как «канонизируемые герои» и «enkindlers» в его инновационном Запрос В Обязательство христиан Использовать Средства для Преобразования Язычника (1792).

В 1689 Джон Элиот пожертвовал земли, чтобы поддержать Школу Элиота в том, что было тогда районом Равнины Ямайки Роксбери и теперь является историческим Бостонским районом. Два других пуританина пожертвовали землю, на которой можно построить школу в 1676, но останавливающихся студентов особенно требуемая поддержка. Пожертвование Элиота потребовало, чтобы школа (переименованный в его честь) приняла и негров и индийцев без предубеждения, очень необычного, в то время. школа продолжается около ее оригинального местоположения сегодня, с длительными допусками всех этнических принадлежностей, но теперь включает пожизненное изучение.

Работы

Христианское Содружество: или гражданская политика возрастающего королевства Иисуса Христа

Краткий Рассказ Прогресса Евангелия среди индийцев в Новой Англии, в 1670 году

Гармония Евангелий в святой Истории Оскорбления и Страданиях Иисуса Христа, от его Воплощения до его Смерти и Похорон.

См. также

Район Джон Элиот-Сквер

Роксбери, Бостон

Латинская школа Роксбери

Просьба индийца

Библиография

Плотник, Джон. «Пуритане Новой Англии: Бабушка и дедушка современных протестантских Миссий». Fides и Historia 30,4, октябрь 2002.
Фрэнсис, Джон Элиот, Апостол индийцам, в «Библиотеке американской Биографии», том v (Бостон, 1836)
Winsor, Мемориальная История Бостона, том i (Бостон, 1880–81)
Ходок, десять лидеров Новой Англии (Нью-Йорк, 1901)
Трактаты Элиота: с письмами от Джона Элиота Томасу Тороугуду и Ричарду Бэкстеру (Лондон, 2003)
«Городская Коллекция Наиболее важных частей Массачусетса 1620-1988» отчетов для Перчаточника Habbacuke

Внешние ссылки

Цветной портрет маслом преподобного Джона Элиота, неопознанным художником, 1659, из Натика Историческое Общественное место

Кембриджский университет — Биография Джона Элиота

Кембриджский университет — Приложение Джона Элиота

ru.knowledgr.com

Джон Эллиот – биография, книги, отзывы, цитаты

В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно:
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»,
А нас посылают обратно.
На Тау Ките
Живут в красоте [или в тесноте],
Живут, между прочим, по-разному
Товарищи наши по разуму.

Очень грустная и наивная история.
Грустная, потому что

спойлер

Флеминг так и не совокупился с Андромедой (она же — Андре). Пучина сия поглотила ея.

свернуть

А наивная по многим причинам.
В начале 60-х люди надеялись получить сигнал со звёзд в течение какого-то десятка лет. Уже прошло 50 с гаком — и ничего.
Надеялись каким-то неведомым образом бодро расшифровать послание… это, пожалуй, задача посложнее, чем может решить за пару ночей на коленке даже очень гениальный лингвист, не говоря уж о программисте.
Надеялись также, что через десяток лет ракеты смогут летать куда хотят, наплевав на законы орбитального движения, и даже зависать при необходимости над Восточно-Китайским морем. Вот об этом по-настоящему странно было читать. Как-никак Фред Хойл должен был быть в этом отношении бо́льшим реалистом, чем Джон Эллиот, должен был возразить не в меру раздухарившемуся литератору.
Думали также, что смогут возвращать на землю запущенные противоракеты. Непонятно только, зачем это делать.
Это уж я молчу о том, что мечтали играть в шахматы с программой, состоящей из пятнадцати тысяч машинных команд. Современные шахматные программы содержат в тысячи раз больше кода, и не думаю, что это оттого, что их пишут некомпетентные программисты.
Ничего не знаю о британских астрономах. Неужели они в 1960 году измеряли скорости космических объектов в милях в час? Это тоже, вероятно, самодеятельность Джона Эллиота.
Ещё очень жаль, что Фред Хойл не рассказал, как астрономы определили расстояние, с которого передан сигнал (Он летел к нам двести лет со скоростью света). Передача была сделана явно не из галактики M-31 Андромеда: она куда как дальше, чем какие-то жалкие 200 световых лет.

Книга наивная, да. Но интересная — много чем, в частности, можно почувствовать дух времени приближающегося атомного апокалипсиса.
Авторы того периода активно предупреждали народы и правительства о возможной катастрофе. И им, надо сказать, удалось внушить людям, что надо осторожнее относиться ко всяким «плодам прогресса», в том числе и к науке (и даже к астрономии). А не то безответственные военные и политиканы — да и некоторые учёные — заведут нас сами не знают куда. И акулы капитализма им в этом посодействуют.
Вот интересно, основатели корпорации Intel не из этой ли книги заимствовали название? Если да, то странно, что они не испугались неприятных ассоциаций…

Вообще-то, книгу надо читать в оригинале. В ней много политики, так что перевод вполне может оказаться «адаптированным». Не уверен, не проверял. Но очень вероятно.
К тому же перевод мне не понравился. Тут и там торчат обломки английских идиом и иностранной грамматики. Как правило, обломки такие мне нравятся, но они должны торчать элегантно. Здесь же они выглядят неуклюже. Например, ‘let me alone’ означает «отстаньте все от меня». «Оставьте меня одну» по-русски не говорят.

История довольно сексистская. Нынешние феминистки её ни за что не одобрят. Сегодня Флеминга за такое отношение к женщинам на службе выгнали бы с работы, а потом упекли в тюрьму. А тогда нравы были совсем другие.
Кстати, и с авторами книги сегодня поступили бы так же, как с Флемингом.

Книга напоминает о множестве литературных предпосылок и следствий.
Основную идею Саган воспроизвёл бог знает через сколько лет в своём «Контакте».
Стругацкие не стали ждать так долго: Кристобаль Хозевич Хунта и профессор Выбегалло явно от Хойла с Эллиотом. Правда, у Стругацких Кристобаль Хунта до невозможности утончён и симпатичен, а в оригинале Флеминг до тошноты умён — и только. Ну и неоценимое преимущество Стругацких — нетривиальный юмор. У Хойла с Эллиотом с этим делом совсем никак.
Разумеется, среди непосредственных источников и Франкенштейн Мэри Шелли, это бесспорно.
Просматривается влияние известной восточной притчи про труп осла, висящий на гвозде в доме врага.
Невозможно не вспомнить и старую кинокомедию «Его звали Роберт». Роберт тоже многого не мог понять и закончил жизнь трагически.
Ещё одну параллель вынужден спрятать под спойлер:

спойлер

Разрушение вычислительной машины с помощью топора напоминает… кого?.. луддитов?.. Родиона Романовича Раскольникова?..
Нет!
Напоминает Отца Фёдора, разрубающего стулья на берегу моря. Только там летний шторм, а тут буря и метель.
Честно говоря, непонятно, зачем Флемингу надо было действовать топором? Железо-то чем виновато? Отформатировать память да написать новую операционную систему — и можно железо с пользой употребить.
Видимо, в начале 1960-х даже Фред Хойл плохо представлял себе принципы работы вычислительной техники.

свернуть

Очень понравилось, как сказал их вражеский премьер-министр:

Конечно, машина должна работать на оборону, но одновременно она имеет и большой экономический потенциал. Вы же знаете, что мы хотим быть не только сильными, но и богатыми. Ученые дали нам – и я очень признателен им за это – самый совершенный в мире мыслительный инструмент. Благодаря ему страна получит возможность сделать гигантский шаг вперед в очень многих областях. Да и давно пора.

И главное, как вовремя я это прочитал!
Как раз в то время, что я это читал, примерно то же самое вещал с телеэкрана и наш премьер-министр :)))
Помню, в 90-е годы была популярна история, имеющая параллель в этой книге:

У нас есть два пути к счастью: реалистический и фантастический.
Реалистический: прилетят инопланетяне и научат нас жить.
Фантастический: мы сами всё сделаем как надо.

Герои Хойла и Эллиота, те, кто из политиков и военных, тоже надеялись заполучить всё на халяву. Что из этого вышло, не скажу. И так уж наспойлерил достаточно.

А вообще-то фантастику я не люблю. Прочитал по двум причинам:
1. Интересно было, что Фред Хойл, настоящий учёный, мог написать для развлечения публики.
2. Paul Davies сослался на эту книгу.

Получилось нетривиально.
Почитать можно.