Эльбрусу посвящается — Risk.ru
Эльбрус двуглавый, величавый,
Средь гор Кавказа – Исполин.
Спокон веков овеян славой
И многих дум он властелин.
2002 год – год Гор. Очень хотелось в этом году побывать на Эльбрусе. И удалось.
17 июля вместе с Лидой Тимошенко мы смотрели на мир с этой чудесной вершины. Было здорово!!! 
Но наверное наши стихи расскажут об Эльбрусе 2002 и наших чувствах лучше всего…
Это мое посвящение Эльбрусу:
Эльбрус
Эльбрус двуглавый, величавый,
Средь гор Кавказа – Исполин.
Спокон веков овеян славой
И многих дум он властелин.
И он – итог моей мечты,
Стою на Западной вершине,
И мир открылся с высоты,
Неповторимый и единый.
Спустились ниже облака,
Все затянуло белой мглою,
И лишь Ушба издалека
Манит к себе мечтой шальною.
И мысль проносится проста,
И с ней порой не расстаюсь я:
Наш мир спасет лишь высота
И красота вершин Эльбруса!
— я на вершине!А эти замечательные строки принадлежат Лиде:
Эльбрус
Никогда, даже с неба
Не прольется вода.
Царство белого снега,
Царство синего льда,
Путь таинственный, млечный,
Звезд падучих капель.
Здесь прописана вечность,
Здесь ее цитадель.
Мы упрямо шагаем
К вершине вперед.
Вот и ноги не ходят,
Вот и сердце встает.
Вот вершина под нами,
Но не это предел…
Нашей жизни удел.
— Лида www.risk.ru
© 2007—2017 «Афоризмов Нет» — афоризмы, цитаты, фразы, стихи, анекдоты, статусы, высказывания, выражения, изречения. Все права на представленные материалы принадлежат их авторам. Написать администратору сайта. Карта сайта |
aforizmov.net
Легенда об Эльбрусе ~ Поэзия (Поэмы и циклы стихов)
1
Когда-то, в древности глубокой,
Не знало человечье око,
Скрывавших горизонт, преград.
Здесь не струился водопад,
Птиц певчих, заглушая, трели
И, пробираясь сквозь ущелье,
Не застревал копытом конь,-
Гладка, как юноши ладонь,
Ещё не знавшая морщины,
Была кавказская равнина.
Где, нынче, цепью вьются горы,
Садами пышными, просторы
Цвели, тогда, меж двух морей.
Гордилась щедростью полей
И сочностью травы пастбища
Земля равнины. Даже нищий —
Беспечен, счастлив был и сыт.
Чтоб голод с жаждой утолить,
Подняв, лишь руку, к древа сводам,
Мог насладиться сочным плодом.
Тогда, в былые времена,
Отважных нартов племена
Владели солнечной равниной.
О славе древних исполинов,
Сквозь время, слух дошёл до нас.
О них и будет сей рассказ.
2
Владыкой древнего народа
Был князь Эльбрус -седобородый,
Могучий воин, с орлиным взором,
Держал границы под надзором
И был грозою всей равнины.
Мчась вихрем, со своей дружиной,
Вооружённой до зубов,
На племена своих врагов
Он налетал, как смерч, нещадно,
Добычу отбирая жадно,
Селенья превращая в прах.
Тщеславья жажду, он, в боях,
Несущих горе и руины,
Как хищник, голодом гонимый,
Неумолимо утолял.
Звон стали разум опьянял,
И омолаживая кровь,
Звал властелина, вновь и вновь,
С дружиной совершать набеги.
Тряслись от страха все соседи,
И откупался, кто как мог,
В назначенный для дани срок,
Чтоб ненароком не привлечь,
Соседа беспощадный меч.
3
Был у Эльбруса взрослый сын —
Джигит Бештау, исполин,
Достойный будущий правитель,
Народу нартов покровитель.
Двадцатый шёл Бештау год…
Беспечной жизнью, без забот,
Он жил, пустой тоской не маясь.
Самоотверженно сражаясь,
С отцом Эльбрусом наравне,
Не уступал он Седине
В военном боевом искусстве,
Вражинам не давая спуску,
Расставив ловко им ловушки…
Потом, на праздничной пирушке,
Застольную, ведя беседу,
Рассказывая о победах,
Охотно развлекал гостей,
Придав историям страстей.
В его походах по долинам,
Сопровождали исполина,
Повсюду, верные друзья:
Верблюд выносливый, змея,
Свирепый лев, могучий бык.
Он понимал друзей язык
По взгляду, звукам и повадкам,
Ребёнком был Бештау хватким,
Дружа с зверями, с лет с малых,
Учился хитростям у них,
Присущим лишь звериной твари,
Резвясь и весело играя.
И наконец-то, повзрослев,
Бештау смелым стал, как лев,
Как бык, настойчив и силён,
Как змеи, ловок и умён,
Четвёртый же, двугорбый друг,
Ему дал твёрдость ног и рук.
4
Судьбой Бештау был доволен,
Но раз, по провиденья воле,
На пир, в соседнее село,
Его с друзьями занесло,
Попутным ветром томной скуки.
В тот вечер, в честь княжны Машуки,
Устроил праздник князь-отец.
Отборных, дюжину овец,
На вертелах огню придали,
Вино из погребов достали,
Кувшинам счёта не ведя,
Кругом готовилась еда,
Лилось вино, пеклись лепёшки —
Отпрыгивая от ладошки,
Летели в глиняные печи,
А позже, с брынзою овечьей,
На блюде, с жару и огня,
На стол — гостей сводить с ума.
Но наш джигит, как будто сбредив,
Спокойный к ароматам снеди,
Сидел немой, с застывшим ликом,
Любуясь света ярким бликом,
Младой красавицы-девицы.
Пронзила грудь стрелой ресницы,
Сломив гордыню взглядом нежным,
В глазах бездонных, безнадежно,
Тонула вольная душа
Джигита. Гордая ж княжна,
Сама, немея от волненья,
Застыв от чувств в оцепененьи,
Была ни мёртвой, ни живой.
С того момента, наш герой
Забыл о доблестных набегах,
Мече, и боевых доспехах.
Коня, с закатом, оседлав,
К любимой, каждый день, стремглав,
Бештау, как на крыльях, мчался,
Чтоб с ней, хоть взглядом повстречаться.
5
Не много времени спустя,
Пред взором строгого отца,
Приняв заветное решенье,
Склонив главу, предстал с прошеньем,
Ему позволить, наконец,
Княжну Машуку под венец,
С благословеньем, повести,
Женою, в дом её ввести.
Не возразил седой Эльбрус, —
С соседом, родственный союз,
Его устраивал вполне —
Опора в мире, и в войне.
И в тот же день, после обеда,
К не мене знатному соседу,
Отправил своего гонца,
С идеей близкого родства.
Князья легко договорились,
Судьбе и счастью не противясь,
Своих единственных детей.
И чтоб не нагнетать страстей,
Не видя никаких препятствий,
Весны не стали дожидаться.
О свадьбе объявили миру,
Придавшись подготовке к пиру.
6
Настал счастливый день развязки…
Машуку, в свадебной коляске,
Закутав в лисию доху,
Отец отправил к жениху,
С джигитами в сопровожденьи.
На век, в соседнее селенье.
Машука, прибыв в дом Бештау,
Перед отцом его предстала,
Владыке выразить почтенье.
Эльбрус, в восторге, на мгновенье,
Забыл, зачем та прибыла —
Так покорила красота,
Княжны младой, седого война.
Собравшись духом, он спокойно
К Бештау девушку подвёл,
И молодых в шатёр повёл,
Где, от изысканной еды,
Ломились праздненства столы.
7
Три дня народ гулял на свадьбе.
Эльбрус, приличия лишь, ради,
За сына радость выражал,
Но червь досады пожирал
Седого старца беспощадно.
Смотрел он на Машуку жадно,
Её желая плотью всею,
От страсти, без вина, пьянея.
И вот, задумал дело чёрно…
Бештау сыном был покорным,
И поручение отца,
Всегда исполнит до конца…
Что если он, своего сына,
Отправит в даль на край равнины,
С войной на эмегенов племя,
На, богом проклятое, семя,
Что пожиранием людей,
Известно вкруг равнины всей.
Конца, не дожидаясь, пира,
Произнеся, во имя мира,
Воинственный, призывный тост,
Седлать коней, и на зюйд-ост
Скакать немедля, дал приказ.
Свой кубок осушил за раз,
В душе, отпраздновав идею,
Как сына извести скорее.
8
Шатёр мгновенно опустел…
С колчаном, полным, острых стрел,
Пришёл джигит к жене проститься,
Пообещав ей возвратиться.
Княжна стояла, как свеча,
Бледна, как воск, в глазах печать,
Сквозь пелену слезы хрустальной,
Той безысходности печальной,
Что сковывает сердце стужей.
Взглянув, в последний раз, на мужа,
Его в уста поцеловав,
Победы доброй пожелав,
В свои покои удалилась.
Как только войско в дымке скрылось,
Коварный свёкр, стремглав, к добыче,
Рванул, с настойчивостью бычьей.
Дверь оказалась заперта…
Одним ударом кулака,
Взломал дубовую преграду,
Скрывавшую, его награду.
9
Как коршун, в комнату влетев,
От страсти напрочь опьянев,
К девице протянул он руки,
Терпеть не в силах сердца муки,
Укравшие его покой.
Но неприступною стеной,
Невестка верная стояла.
Блеснуло лезвие кинжала
В её руке предупреждением,
И взгляд, наполненный презреньем,
Эльбруса гордость зацепил.
Но старый воин не остыл,
И продолжая, с прежним рвеньем,
Искать её расположенья,
Он, в чувствах нежных, к ней, признался.
До смерти, в преданности клялся,
Молил — седин не отвергать,
На век, женою его стать.
Но непокорная княжна,
Ответив, что обручена
Она с Бештау — отказала,
На дверь Эльбрусу указала.
10
Увидев, что добром не взять,
Джигитам, приказав, связать,
Потуже, гордую Машуку,
Решил сыграть с ней злую шутку.
В ковёр девицу завернули,
К седлу верёвкой притянули,
И повезли к седой скале.
Под ней, на мрачной глубине,
Была кристальная пещера.
Кольцо, немыслимых размеров,
Надев красавице на палец,
Седой злодей, муж-самозванец,
Женой, несчастную Машуку,
Своей нарёк. Связав ей руки,
И цепью, приковав к стене,
Оставил в полной темноте.
11
Отверженный, лишь мести жаждал.
Надеясь, холодом и жаждой,
Гордыню девушки сломить,
Велел Машуку заточить,
И ждать, покуда разум здравый,
Не укротит бунтарки нрава.
В пещеру вход тяжёлой глыбой
Закрыли, чтоб никто не видел,
Что под скалою есть тайник,
Чтоб даже лучик не проник,
И мрак темницы не нарушил.
На этом, успокоив душу,
Эльбрус с отрядом удалился.
12
Тем временем, Бештау бился,
Бесстрашно, с тучей дикарей.
Мечтая, как бы поскорей,
Домой, к жене вернуться снова,
Он, не щадя коня лихого,
Как лев, сражался днём и ночью,
Рубя врагов, нещадно, в клочья.
Потери войска не считая,
Приказ владыки исполняя,
На день седьмой, от людоедов,
Он не оставил даже следа,
И не успев передохнуть,
Немедленно пустился в путь,
В края равнинные, домой,
К своей жене, к княжне младой.
13
Бештау, изнурённый битвой,
Богов благодарил молитвой,
За их благоволенье к войну,
И за победу в лютой бойне.
Уже не полному отряду,
Отдал приказ — прибавить шагу,
И протрубить о возвращеньи,
Завидя, вдалеке, селенье.
Влетев, во двор, как вихрь, галопом,
Через тесовые ворота,
Лишь об одном мечтал боец —
Обнять Машуку, наконец.
Но на крыльцо жена не вышла…
С тревогой, он вбежал в жилище,
В надежде там её найти,
Как вдруг, преградой на пути,
Отец Эльбрус пред ним возник,
Холодный, бледный, как ледник.
14
Окинув сына злобным взглядом,
Переполняемого ядом,
Сказал Бештау, что жена,
Простившись с ним — занемогла,
Не вынеся разлуки длинной,
Всех огорчив, своей кончиной.
И будет лучше, коль забудет,
Бештау, о своей супруге.
В девицах недостатка нет,
И не сошёлся клином свет,
На князя дочери Машуке.
Пусты, потери горькой, муки,
Её, уж не вернуть назад.
Блеснул слезой, джигита взгляд.
От жгучей боли сердце сжалось.
Отец, словами, как кинжалом,
Непобедимого, до ныне,
Сразил, вмиг, превратя в руины,
Счастливый, беззаботный мир.
15
Собрав в комок остаток сил,
Влачась, как старец вековой,
Знакомою, кривой тропой,
Пошёл джигит искать зверей,
Четвёрку преданных друзей.
В набег, Эльбрус их не пустил,
И им, строжайше запретил
Джигита в бой сопровождать,
Оставив терпеливо ждать,
Когда Бештау возвратится.
От пролетающей орлицы,
Живущей на седой скале,
Они узнали о тюрьме,
И о владыки злодеяньях,
И дав друг другу обещанье,
Не дать погибнуть в темноте,
Цепьми прикованной княжне,
Взяв на себя о ней заботу,
Носили пищу ей и воду.
Сквозь трещину в седой скале,
Возможно было, лишь змее,
В пещеру мрачную попасть,
Набрав, как в чашу, воду в пасть,
Стан стройный нежно обвивая,
К губам Машуки подползая,
Подруга пленницу поила,
И так же, пищу приносила.
16
Под вечер, троп, не разбирая,
О камни ноги раздирая,
Бештау до скалы дошёл,
И там, друзей своих нашёл.
Они сидели перед входом,
Ведущего к пещерным сводам,
И ждали юркую змею,
Что честно, миссию свою,
И благородно исполняла.
Рассказом, с самого начала,
Они поведали герою,
Какой жестокою судьбою,
Хотел Машуку наделить
Его отец. Но, как же быть?
В пещеру тёмную прохода
Другого нет, окромя входа,
Заваленного глыбой тяжкой.
Здесь нужен конь и три упряжки.
Джигит, оправившись от чуда,
Вскочил на резвого верблюда,
Дождавшись полной темноты,
Во избежании беды,
И вскачь пустился за подмогой,
Благодаря судьбу и бога,
Что всё же, встретится с женой,
Найдя, в скале, её живой.
17
Бештау вскорости вернулся,
Запряг друзей, сам затянулся,
Верёвок, крепкою косой.
Канат, натянутый струной,
Рванув, сорвали глыбу с места.
Открылся вход, довольно, тесный.
Немедля, факела зажгли,
И наконец, в скалу вошли,
Тюремный мрак огнём пронзая.
Машука, с виду хоть живая,
Была ж бледна, не хуже мёртвой.
Закутав в полушубок тёплый,
Бештау, сняв с неё оковы,
Не в силах вымолвить ни слова,
Схватив любимую на руки,
Поклялся отомстить за муки,
Сполна, коварному отцу.
По истощённому лицу
Княжны, узнавшей ужас ада,
Струились слёзы водопадом.
Джигит вскочил с женой в седло,
Но обручальное кольцо,
Надетое княжне Эльбрусом,
К земле тянуло тяжким грузом.
От веса, пальцы онемели,
Машука, всё ж сорвать сумела,
Коварства символ, и порока,
И бросила его далёко.
Пришпорив, своего коня,
Не дожидаясь всхода дня,
Повёз жену свою боец,
В её селенье, чтоб отец,
О ней, как о зенице ока,
Заботился в селе далёком,
Равнины северной Кавказа,
Там спрятав, от дурного глаза.
18
Ещё немного до границы…
На небе вспыхнули зарницы,
Грозу, как-будто предвещая.
Вдруг, землю грозно сотрясая,
Раздался по долине гул.
Вмиг ветер северный задул,
Вздыбив коня гнедую гриву,
Нагнав на мирную равнину
Отчаянный и жуткий страх,
Что разнесёт немедля в прах,
Любую, на пути, преграду.
Бештау и его отряду,
Из верных четверых друзей,
Вперёд скакать, всё тяжелей,
Навстречу ветру приходилось.
В конце концов, остановились,
В надежде, бурю переждать.
Но гул, всё больше сотрясать,
Долины землю продолжал.
И вдруг, Бештау конь заржал,
Как он, обычно, на войне,
Предупреждая о беде,
Давал хозяину сигнал.
Ударил новый, ветра, шквал,
Джигит немедля развернулся,
И над Машукою нагнулся,
Её от ветра прикрывая.
Вдруг видит, пыльным, полевая,
Клубится смерчем вся дорога.
Отряд, охваченный тревогой,
Узнал в огромной серой туче,
Эльбруса силуэт могучий,
Размахивающий мечом.
Бештау бой был нипочём,
Но за жену свою Машуку,
Он испугался ни на шутку
И, спешась, бережно укрыв,
Её в ветвях плакучих ив,
С друзьями, к вражеской атаке,
С отцом своим, к смертельной драке,
Был вновь готов, обн;жив меч,
Как лес, врагов рубить и сечь.
19
Эльбрусу ночью не спалось,
Душила властелина злость,
Невыносимая досада
Сжимала грудь ползучим гадом,-
Непобедимый его сын,
Вернулся здравым и живым.
Не выдержав терзаний муки,
Под утро поскакал к Машуке,
Проверить, всё ли там на месте.
И залились кровавой местью
Глаза коварного Эльбруса —
В пещере мрачной было пусто!
Лишь цепи на земле лежат…
Немедленно, созвав отряд,
По следу юных беглецов,
Вооруженный до зубов,
Пустился, с войском, он в погоню.
Равнину сотрясали кони,
Неся возмездие в седле.
Эльбрус от гнева, не в себе,
Свирепо раздувая ноздри,
Рубил мечем прозрачный воздух,
Бештау разрубить был рад…
20
Удача! Беглецов отряд,
Они настигли наконец,
И крови жаждущий отец,
С мечем обрушился на сына.
Затрепетала вся равнина
От битвы двух богатырей!
Зловещий звон стальных мечей,
Птиц певчих, утреннее пенье,
Как по приказу, во мгновенье,
В разгаре самом, оборвал.
Эльбрус рывком с коня сорвал
На землю юного джигита.
Недавней битвы, не зажиты
Ещё, бесчисленные раны,
Но беспощадный меч тирана,
Не ведав, с наковальни, чести,
В неравный бой вступил из мести.
Бештау верные друзья
Сражались с войском, не щадя
Когтей, копыт, зубов и яда.
За друга смерть принять — награда,
Была для каждого из них.
Проткнул рогами сильный бык
Не мало воинов, озверев;
Свирепый и бесстрашный лев,
Клыками львиной своей пасти,
Десятки разорвал на части;
Верблюд копытами сражаясь,
Врагов из сёдел выбивая,
Растаптывал их на земле;
И даже удалось змее,
Людскому, незаметно, взгляду,
Сражать врагов смертельным ядом.
21
Земля смешалась с кровью алой.
Бойцов, почти уж, не осталось,
С обеих вражеских сторон.
Смертельного металла звон,
Звучал трагическим набатом,
И даже солнце на закате,
Казалось, кровью залило.
Эльбруса войско полегло,
На бой неравный, невзирая.
Друзья Бештау, истекая,
Теряя жизненный нектар,
Скончались от глубоких ран.
Эльбрус с Бештау, бились дальше,
Сражались на смерть, как и раньше,
Но раньше, общим был их враг.
Вдруг, соскользнув ногой в овраг,
Эльбрус неловко оступился,
И на колено приклонился.
Момент удачный улучив,
Джигит, свой меч в главу вонзив,
Коварного отца-тирана,
Сразил смертельной его раной,
И сам упал подле него,
Без сил и стона одного,
Как изнурённый жеребец,
Покой нашедший, наконец,-
Жизнь, выдавало, лишь дыханье.
Эльбрус же, был ещё в сознаньи…
Кровь заливала князя лик,
В душе его раздался крик
Досады, недоступный уху.
Собрав в комок остаток духа,
Непризнающий пораженья,
Им понесённое в сраженьи,
Занёс свой меч, седой злодей,
И разрубил на пять частей,
Пред ним лежащего Бештау.
Меча, жестокие удары,
Вконец, лишили его сил,
И дух владыка испустил.
22
Не слыша больше звона стали,
Машука, потихоньку встала,
Раскрыв, густые ветви ивы,
Укрытие своё покинув,
Пошла с тревогой к месту битвы.
Ну, что же, никого не видно?
Лишь груда бездыханных тел,
Под саваном мечей и стрел.
Кругом, в багровом море крови,
Лежали люди, и их кони,
Глаза закрыв, как будто спали,
На поле беспощадной брани.
Но где же муж её, и звери?
В исход трагический не веря,
Найти любимого пытаясь,
Княжна упорно пробиралась
Меж, вечным сном, заснувших тел.
Вдруг, взгляд Машуки помутнел,
От боли подкосились ноги…
Неподалёку от дороги,
Разрубленный на пять частей,
Лежал джигит, скалы мертвей.
Осколком льда, холодный ужас,
Сковал княжну. Потеря мужа,
Была ей смертным приговором,
Без друга, сердцу дорогого,
Был свет ей белый ненавистен.
Над ним склонясь, слезою чистой,
Машука, мужа лик омыв,
Его платком своим накрыв,
С Бештау, на века простилась,
И в тот же миг, в себя вонзила
Смертельно ранящее жало,
Стального лезвия кинжала.
От боли, вскрикнула девица,
Как, в сердце раненая, птица,
И истекая кровью алой,
К ногам любимого упала.
23
Всё стихло…холодом могильным,
Обдуло скорбную равнину,
Народы нартов, превратив,
В холодный, каменный массив,
Высоких и могучих гор.
Уж не окинуть весь простор
Кавказа северного взглядом,
Куда не глянь — кругом, преградой,
Раскинулись седые горы —
Долин, скалистые дозоры,
До самых дальних, до морей.
Окаменев, тела зверей —
Верблюдом, Львом, Быком, Змеиной —
Горами стали, исполина,
Гору Бештау, окружив.
Неподалёку же, от них,
Воткнувшись в небо остриём,
Гора Кинжал, особняком,
Стоит безмолвно с грустным видом.
Вблизи неё, людей не видно,
Лишь большекрылые орлы,
Кружась, парят вокруг скалы.
К ногам убитого Бештау,
Припав, горой Машука стала,
Той самою, Машук-горою,
С глубокой раною, с дырою,
Проткнутой лезвием кинжала,
Что жизнь девицы оборвала.
По ныне, из неё сочится,
Как кровь, целебная водица,
Заполнив, озеро Провал.
Кто здесь, однажды, побывал,
Поднявшись, на горы вершину,
Тот видел дивную картину,
Пяти, лежащих гор, пред ней,
Как тела одного частей.
Трагизма полон грустный вид,
Пяти печальных пирамид,
Молчащих, о давнишней боли.
С тех пор, зовутся Пятигорьем,
Неповторимые места.
В них отразились красота
И гордость древних исполинов.
24
Над, солнцем, залитой долиной,
От Машука недалеко,
Златое, деспота кольцо,
Кольцо-горой, навеки, стало.
Сверкать оно не перестало,
В лучах купаясь, ясным днём,
Но в Пятигории о нём,
Почти никто не вспоминает.
Рассказ, виновник завершает,
Истории, печальной сей,-
Эльбрус же, с армией своей,
Лежащей, грудой побеждённой,
Так и застыл, в бою, сражённый,
С разрубленною головой.
Наказан вечной мерзлотой,
Злодей, за подлость и коварство,
Как в заточеньи, в снежном царстве,
Покрыт нетающими льдами.
Как он княжну, к скале, цепями,
Когда-то, люто приковал,
Теперь, цепями покрывал
Тяжёлый лёд, навек, тирана.
Но, до сих пор, с времён тех, рана,
Жива в груди его могучей,
Горит огонь досады жгучей,
Желая, вырваться наружу,
Сквозь вечные снега и стужу.
25
Из уст в уста, переходя,
Дошла легенда до меня,
О древнем Северном Кавказе.
Как много вымысла в рассказе,
Решит пусть каждый для себя,
Но, что кавказская земля,
Рождала, с издревле, героев,
Не думаю, что будет спорить,
Со мною, мой читатель милый.
И всё же… души исполинов,
Народа нартов, до сих пор,
Живут в глубинах древних гор,
И нам о них напоминая,
Из недр бьёт вода живая,
Горячая, как в жилах кровь,
Ключом, как вечная любовь!
© Copyright: Виолетта Ланг Кремер, 2017
Свидетельство о публикации №117010803654
www.chitalnya.ru